С таким же успехом я могла бы пустить пулю себе в мозг.

Выживание зависело от знания, когда действовать инстинктивно, а когда сидеть сложа руки и наблюдать. Поэтому я затянула черную ткань на затылке, закрывая себе зрение.

Волосы у меня на руках встали дыбом, когда открылась задняя пассажирская дверь. Даже сквозь ткань одеколон Нико щекотал мой нос своим мужским ароматом. Желание свернуться калачиком в его руки выводило меня из себя.

— Нормально завязала? — рявкнул Калеб, когда машина с ревом ожила.

— Это ты мне скажи, Каллахан. Ты единственный, кто, блять, может посмотреть.

Кенджи захихикал, и от Николая даже послышался легкий рокот веселья, но от засранца-ирландца ничего, кроме молчания. Вероятно, он пытался разжечь во мне огонь силой своих взбешенных мыслей.

— Видишь, вот почему у меня есть машина с багажником и громкой аудиосистемой, — небрежно добавил Николай, как будто мы говорили о гребаной погоде, а не о перевозке заложников.

Я отмахнулась от них, желая сказать, что моя добыча обычно сама загоняла себя туда, где ее по незнанию убивали. Зачем работать усерднее, если можно работать умнее?

Интересно, что они решили оставить мои руки свободными. Что мешало мне сдернуть ткань?

Предчувствие расцвело в моем сознании, чувства обострились. Я старалась дышать ровно, в моем голосе не было беспокойства, я притворялась, что не заметила изменения в воздухе.

— А как насчет моих вещей? Мне понадобится одежда…

Шины взвизгнули, когда автомобиль рванул вперед, прежде чем резко повернуть направо. От такого движения я врезалась в твердую грудь. Что-то похожее на стальные ленты обернулось вокруг меня.

— Какого хрена, Каллахан? Ты вообще, блять, умеешь водить? — закричала я, пытаясь вырваться из рук Николая. Когда его хватка не ослабла, мой желудок опустился к ногам. — Теперь можешь отпустить меня, Николай, — натянуто сказала я, прекрасно осознавая шуршащий звук, доносящийся со стороны сиденья Кенджи, и то, как Нико прижал мои руки к бокам.

— Прости, любимая, но он не может этого сделать. Ты все еще нужна мне для кое-чего, — сказал Кенджи, теперь достаточно близко, дотрагиваясь.

В верхней части руки появилось ощущение укола. Он накачал меня каким-то сильным дерьмом, судя по тому, как быстро расслабились мои мышцы. Двигать своим телом было все равно что пытаться проплыть сквозь сироп. Бессознательное состояние словно затягивало под воду. Повинуясь чистому инстинкту, мне удалось схватить клинок, висевший в ножнах у меня на бедре, несмотря на крепкую хватку Николая.

Прямо перед тем, как мир почернел, я вонзила нож в мясистую часть его массивного бедра. У меня хватило энергии только на то, чтобы едва проколоть поверхность его кожи, но это все равно вызвало улыбку на моем лице.

Последнее, что я запомнила перед тем, как темнота позвала меня, была вибрация его груди. Он издал глубокий стон. Словно ему делали минет, а не пырнули ножом.

Блять.

***

От запаха свежего пластика у меня зачесался нос, когда воспоминания пронеслись в голове. Пульсация за глазами усиливалась по мере того, как я приближалась к выходу на поверхность сознания. Отрывистый стон эхом разнесся вдалеке, вставляя последний кусочек головоломки на место.

Калеб, Кенджи и Нико.

Стон был моим, и эти три придурка испортили мне ночь бесплатной выпивки и еды. Я мысленно оценила свое тело. Помимо жуткой головной боли и ощущения, будто меня сбил грузовик, казалось, все по-прежнему на месте. Включая одежду — я ощущала мягкий атлас на коже.

В отличие от того, что показывали в фильмах, хлороформу требовалось около пятнадцати минут, чтобы вырубить кого-то. И ваша жертва должна активно вдыхать яд, чтобы все сработало, — дерьмовый метод для похищения. Но если вколоть кому-то рогипнол, неподвижно удерживая тело… ну теперь ясно.

После нескольких секунд полной тишины я прикусила язык и открыла глаза.

— Гребаный русский, — пробормотала я, мои веки снова захлопнулись. Свет от жужжащей флуоресцентной лампы был таким, словно в глазницу воткнули ледоруб.

Из угла комнаты донесся смешок. Или показалось. Я еще не осознавала.

— Вау. Ну и ротик.

— Да, твоя мамаша тоже в восторге, — выплюнула я в ответ, проверяя, насколько крепко мои запястья привязаны к подлокотникам стула, в которое они меня усадили. Основываясь на знойном, вкрадчивом тоне, я предположила, что это Кенджи в комнате со мной.

Грубые пальцы впились мне в челюсть, заставляя поднять голову. Я снова разлепила веки; потребовалась минута, чтобы привыкнуть.

Меня встретила подтянутая грудь, украшенная завораживающе красивыми традиционными татуировками якудзы. Кенджи был похож на человеческий гобелен, и я хотела впитать в себя каждую его частичку.

Жаль, что он мудак.

— Я так рад, что ты проснулась. Переживал, что не удастся повеселиться с тобой, — темные глаза, словно, выкачивали мою душу, а его улыбка была совершенно зловещей. Прежняя игривость исчезла. — Держу пари, из тебя так чудесно течет кровь, — сказал он.

Тепло скользнуло по моей коже.

Прямо под моей ключицей ощущалось предательское покалывание от острого лезвия, рассекающего кожу. Кровь выступила бисеринками вдоль пореза, прежде чем татуированный большой палец размазал красную жидкость по моей груди. Предвкушение запело в венах при виде того, как Кенджи обхватывает губами палец, облизывая его дочиста. По какой-то, блять, необъяснимой причине весь этот акт был для меня невероятно эротичным.

Боже, у меня проблемы.